Воспоминания тружеников тыла

Алаторская  Антонина Егоровна. 1928  г.р.
С.Новиковка

    В годы войны я была еще совсем девчонкой. Отец мой председателем был. Я должна была быть первой во всем. Техники и лошадей не хватало. Пахали на коровах, дрова тоже на них возили. От тяжелой работы они доиться переставали. Сеяли вручную. Даже на дальние поля семена таскали на себе в коробах. Убирали урожай, как встарь, серпами да косами. Вязали снопы. Молотили по ночам, что не успевали смолотить, домолачивали зимой. Голодали. Пекли сырогашки -  лепешки из травы, тертой картошки. Приходилось мне зерно на станцию в Бряндино возить. Ох, и не любила я это: обязательно в Татарском Урайкино мальчишки пристанут, камнями бросаться начнут. А отказаться нельзя: отец заругает. В конце 1944 года меня и еще двух девчонок отправили на курсы медсестер в Большую Кандалу. Я училась хорошо, и меня должны были отправить на фронт, но война кончилась. Узнала я об этом вечером и прямо в ночь побежала домой, в Новиковку. Всю ночь бежала, через лес, и ничего не боялась – так рада была.


Егорова Лидия Алексеевна 
(1926 г.р.)


    На токаря нас учили. На володарским мы были. Была председателем у нас Терёхина Клавдя, Клавдя Михаловна что ли она была? Клавдя Ивановна ли? Я забыла как её звали. Така была вредна она. И вот она пришла, мы спали у Сластновых на печке, все в рубашонках еще спали. Ну, вот, она пришла: «Вставайте! Вы арестованы!» Батюшки! А я говорю: «Это что это такое? Али какую мы сделали, – говорю, – эту? Чо нарушили?» – «Вот такое дело, пойдёмте со мной в совет». Ну и повёла нас в совет, всех нас переписала там, и в Кандалу отправили нас паспорта получать. Вот Клавдя Сверчкова, не Сверчкова она щас, а Шубенкова, Клавдя, потом Полька Ильина, её тут нет, она в Ульяновскем живёт, потом Шурка Ефимова, вот этой Любки этой Грошевой сестра, она тоже с нами была, вот Лидка-то, Клавдя вот Никитина вот щас Ольги Никитиной,  этой Сенькиной, Сенькиной, тётка, вот она, вот Нина Сластнова, вот Геннадиёва сёстра, потом вот Тоськина, Дуся, сестра тоже с нами была. Десять чоловек нас было, полно. Вот нас туды всех отправили, и вой там подняли. Вопили, вопили, ну чо? Тут нас в завод стали водить, на Володарским, в завод, из заводов в столову, кормить. Как раз война шла. Год мы, год прожили наверно, нет, еще не прожили год, объявили мир. И нас вывели, строем поставили всех и нам объявили: «Ваша группа отправляется в Ленинград». Да, вот так вот. И нашу группу отправили в Ленинград. Были в Ленинграде. Тоже в завод,  поставили к станкам, на токарны станки нас поставили учить. А у меня учительница-ти была какая хороша. Она говорит: «Лидонька, миленька, вы здесь утечоте, вы здесь пропадёте с голоду, здесь же нет ничово теперичи, всё нарушено». Ну, я наслушалась её, пришла в барак-то, девчонкам говорю, мы все вместе жили, я говорю: « Давайте, – говорю, – отсель убирать ноги, а то, – грю, – мы здесь пропадём, вот так и так». Ну, все согласились со мной  на это, да: «А как будем?» «Погодите, – грю, – я завтра её всё спрошу». Я пришла туда, ей говорю: «Шура, а как, – грю, нам, где билеты достать?» Ну, у нас деньги-то есть, деньги-то нам давали, подъёмны там как-то считали, да. Она грит: «Я щас тебе, Лида, всё разъясню. Токо не ходите на Московской вокзал, а то вас там в момент замётут». Она нам россказала, и мы, значит, пошли. Ночью, у нас две три ли пошли на этот на… Паспорта не с нами были, их нет, паспортов-то, оне у нас отобрали их, да. И вот мы, значит, пошли на это опять вот. И это билеты дают. Одиннадцать рублей там до какой-то станции, забыла какая станция. Ну и вот. Билеты взяли и пошли всей группой на этот полустанок, сели, уехали. Уехали, доехали да приехали ночью. А там свист, шпана-то ведь были, раньше полно было их, банда-то, хотя их и щас не перевелись. Ну вот и это приехали, а там слезли с этого поезда, там розрушены дома стояли вдоль линии, мы в них залезли. А оне там бегают эти, робятня-то. Ба, куда дёваться нам? Ну, так и пошли в станцию, на станции легли околе порожку, постелили и легли. И спали до бела, солнышко взошло, мы всё спим. Милиция мимо нас ходют, чо, чай грят, спят, каке тут, негай. Да. Стали и подались пешком вдоль линии, до какого-то полустанка дошли – поезд идёт. Остановился поезд, мы все на подножки. На подножках ехали всю дорогу. Нашли нас, нашли нас, вот в Ульяновскем Майна знате, за Ульяновскем? – вот в этой Майне нас всех забрали и в вагон ввели. Ввели и говорят: «Ну, вот». А мы посля взошли, вперёд-то там вот это вот Клавдя да ещо эта, как её, забыла чья. Все вот ехали на подножках, грязны, а оне плакали, всё размазали на себе-то, а мы как взошли с Ниной вот, Гённадьевой сёстрой, мы с ней дружны были. «А мамоньки! – говорю, – На них глядеть тошно». Да смеёмся. А оне грят: «Ну, вот, а вы плакали, а эти вон, вишь, каке пришли весёлы, смеются. Ну вот, смеялись над ними, посмеялись, оне говорят: «Ну, вот, вот вас забёрут теперичи в милицию и посадют». «Ну и, – грю, – пускай сажают, токо бы поближе к Ульяновску». Я им говорю. «От не боитесь?» Я грю: «А чо боятся-то? Нечево боятся. – грю. – На смерть нас не привёдут, – грю, – всё ровно. Шесть месяцев дадут – отсидим, иль год дадут – отсидим». Опять калякаю эдак. «Ну вот, а вы плакали, вы чо плакали?» Один лежит военный, с красной повязкой, на полке, говорит: «Убегёте, мол, щас. Как, мол, доедете до этого, до Ульяновска, и убегёте». Ну и вот, остановился поезд, он грит: «Берите шмотки да бегите скоре». И мы ушли. Идём, доходим до колонки, на спуск второва Ульяновска колонка, и идёт наш мастер. Глаза вытаращил, глядит на нас: «Это вы откудова?» А я грю: «Откуда привёзли, оттуда и явились, – грю.  «Куды отвезли, оттуда явились», – говорю. Вот. «Молодцы, – он грит. – Молодцы!» А видишь, оне нас отправили как добровольцами, вот как. Нас ловили, ловили. А вот Шуру, вот щас вот Раиски Маркеловой, с Сашкой Луденковым живёт, вот её-то сёстра, оне в этим были, в Сталинграде. Оне оттоль убегли, и вот она одна попалась. Ей ведь семь лет давали,  в Сибирь отправили. Вот, И так она там осталась, и щас живёт там. Дети, семья. 


Кудряшова Мария Семеновна, ветеран педагогического труда Новиковской средней школы, 1926 г.р.,  уроженка с. Елаур Сенгилеевского района Ульяновской области


   
    Когда началась война, мне было пятнадцать лет, я училась в 7 классе. Хорошо запомнился день начала войны. В тот день мы ходили полоть пшеницу. Возвращаемся домой и видим: собрался народ, многие плачут. Скорей побежали узнать, что случилось. Оказалось – война. Сразу начались проводы. Из школы каждый день провожали старшеклассников на фронт. Только из нашего класса ушли воевать двенадцать мальчишек, вернулось лишь трое. Школьный год начинался в октябре – ноябре, потому что школьники участвовали в уборке урожая. Старшие работали наравне со взрослыми. Техники и лошадей не хватало, делалось все вручную: серпами жали колосья, траву для скота, вязали снопы. Школьники помладше собирали колосья. Молотили собранный урожай зимой прямо в поле. Молотилку перетаскивали с места на место на себе. И откуда только силы брались! В посевной школьники не участвовали: надо было сдавать экзамены. Но трудились в своих огородах, на пришкольном участке. Сажали разные овощи, на огороде старались даже рожь посеять.
    Школьники и учителя трудились не только в поле. Работали агитаторами, собирали по домам теплые вещи. В некоторых домах и сдавать было нечего, а все равно находили. Школьники сами вязали носки, варежки, шили кисеты и посылали эти вещи на фронт. В адрес школы часто приходили письма с благодарностями от бойцов. Эти письма зачитывали перед всей школой, слушало все село.
    Мы устраивали концерты, нас даже на радио записывали. Собирали и сдавали лекарственные растения: горицвет, ландыш. Те семьи, где были куры или коровы, сдавали государству яйца, молоко, масло, сметану. На коровах пахали, возили дрова.
    В начале войны за каждый трудодень давали килограмм хлеба. Потом хлеба не стало. Кормились картошкой и мукой. Картошку не чистили: расход большой. Из тертой картошки пекли хлеб, из молодой картофельной ботвы варили суп. Хлеб пекли еще из липовых листьев, лебеды. Лакомством считалась затируха (стируха): муку размешивали с теплой водой и добавляли молока.
    Первая похоронка пришла в семью моей подруги Жени. А потом пошли похоронки, похоронки, похоронки.
    Жили дружно, не как сейчас. В дом, куда приходила похоронка или возвращался раненый, собиралось все село. Эвакуированных, которые стали появляться в первые дни войны, разобрали по домам. Солдатам, приехавшим валить лес, тоже находили место в домах.
Было трудно. Но все равно мы хотели учиться. На уроки времени почти не оставалось – учились по вечерам, при мигушках. Мама меня ругала за это: керосин был дорогой. Я залезала на печку, занавешивалась поплотнее, чтобы света не видно было, и учила. Бегала вместе с подружками к учительнице за разъяснениями, книжками.
    В 1944 году я поступила в Ульяновский учительский  институт. Расскажу, как меня собирали в институт. Платья мне перешили из одежды старших сестер. Мама продала махорку и на вырученные деньги купила шерсть. Из шерсти эвакуированный еврей сшил мне пальто. Да еще старшая сестра прислала сатина на два платья. А ведь на работу мы ходили в домотканых юбках, в лаптях. Лапти стоили дорого, потому что плести их было некому: все мужчины ушли на фронт. 
    В институте было холодно. Чтобы было теплее, все кровати в комнате сдвигали в ряд. Одеяла были только солдатские. Мыла тоже не было, покупали вскладчину. Из дома привозили картошку. Иногда картошку продавали, чтобы купить билет в театр или кино. А ведь было голодно. В столовой кипятка хватало не всем. Брали в котельных у кочегаров. Тех студентов, у которых кто-то из семьи воевал, поддерживали. Мой брат был на фронте, поэтому у меня было дополнительное питание, мне дали брезентовые туфли, шерсти на костюм.
    Домой приходилось добираться пешком, а осенью и зимой – на пароходе. Сельчане знали, что идут студенты, встречали и звали к себе ночевать. Кормили: давали картошку в мундире и стакан капустного рассола. Добирались до дома за два-три дня. 
    В день Победы всех студентов и преподавателей собрали в актовом зале и объявили о конце войны. Что тут началось! Все обнимались, плакали от радости.


Чекменёва Лидия Григорьевна


Мама у нас хворала. Прям плохая, плохая была. Сестре было три- четыре года, мне тринадцать. На девять лет она меня моложе. Значит, вот Агапов Иван  корову отогнал и в окошко стучит: «Война ведь началась». Тятя: «Ну да!» «Вот я вечор слышал». Тода и ни телевизора, ни радио, ничо не было. Он где-то услыхал. А батюшки! Ну, так плохо ль он ушёл. Мама говорит: «Надо, Гриш, в район те съездить, объясни, что я больная, дети несовершеннолетни». Тятя поехал. Ёму так сказали: «У тебя, грят, пусть жена больна, а у детей-то над головой крыша есть. А там, грят, на передовой сидят в воронках эдаки дети». И взяли тятю нашего. Остались мы вот с ней две. Ой, как жили, всё: и траву ели, и колоски по полю собирали. В лаптях. Вот щас ноги-то, наверное, ломит от этого, оне простужены. Тут дядя с войны пришёл пораньше, ну он нам немножко помогал. Мать только полтора месяца пожила и умёрла. Два ли, полтора токо. Два месяца. А тятя долго не знал, что она померла. Мы не писали, ёго не расстраивали. И писали, да не доходило до нёго. Заставляли сто трудодней выработать. Помогать сельсовет ничем не помогал, даже не обращали внимания. Огород копала лопаткой. Картошку сажали, и всё у нас тут замыкало, картошка гнила. Голодали очень. Мы тоже сеяли на огороде и рожь. Вот серпом сожну, вальком на этой, на ватоле, отстучу.


Фирсова Наталья Васильевна



    Ну, чо помню-то: в лаптях ходили, конёвки ели, ну, всё. А роботы было вот так! А голодно жили. Уж её и поминать-то не надо. Я это страдала тогда. Я еще, по-моему, была в войну-то девчонкой. Учились на трактора, училась на комбайны в Мелекессе, в Бряндине на трактора. Роботала на тракторе вон. Вон с Майнской дороги, там в Дуброве уеду вон под болото, а сменщик был у меня парень, Шурке Белову сын, что вот погиб. У меня трахтор там заглох, он глядит, с майнской-то дороги, надо это идёт ко мне пешком. Вот как мы роботали. Страдание несли! Страх! Всё только насилкой. Гнилу картошку собирали да колоски гнилые собирали. Уйдем вон на роботу, там полоть подсолнуши за кладбище, девчонкими мы были, уйдём туды, у нас сил нету, в глазах тёмно. Ну, полежим там в кустах, домой уйдём, а домой-то поесть прийти. А  и домой-то, мама говорит, нечего поесть-то. Опять надо лежиться в сенях. А жары-то были: летами-ти, вот какие. А тут вот была коровёнка как-то, у нас коровёнка. Я ездила в Мелекесс за отрубями, отрубей привёзу, а чо мама в молочке-то их да на сковороду. Оне высохнут – эти же отрубя. А то конёвки намешат с ними. 


Из истории школы

    Во время Великой Отечественной  в колхозе трудились главным образом женщины, подростки и старики. Мало было тракторов, мало лошадей. Они понадобились армии. Но колхоз снабжал фронт и тыл хлебом и другими продуктами. Учителя вместе с учащимися внесли свой вклад в общий труд, приближая победу. В это трудное время они продолжали работать и учиться. Не хватало книг, бумаги, а часто и хлеба, но они, несмотря ни на что, не только работали и учились, но и вели огромную общественную работу. Собирали и сами вкладывали деньги на строительство танков и самолетов. Учителя в выходные дни и весь отпуск работали на полях вместе с колхозниками. Кроме этого, вместе с детьми после  уроков трудились. Под их руководством младшие пионеры собирали колоски, а пионеры постарше убирали хлеб, возили зерно. Пионеры и школьники собирали и отсылали на фронт посылки с теплыми вещами. До каждого было доведено задание: из готовой пряжи связать носки или варежки. Участвовали в снегозадержании, раскидывали золу на полях,  помогали писать письма на фронт. Активными пионерами того времени были Авдеева Мария, Вдовин Александр, Мараева Капитолина, Капкаев Александр, Лямаев Николай, Буренин Сергей. Культурно-массовая работа также лежала на плечах учителей и школьников. Часто выступали с концертами перед жителями села. Учителя и старшие ученики выпускали боевые листки, ежедневно бывали на полях колхоза, проводили политинформации о текущих событиях на фронте. Особенно активно работали молодые учителя: Яшина Анастасия Дмитриевна, Капкаева 

Мария Яковлевна.



Добавить комментарий

Оставить комментарий

Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив